— важные люди // Элис Мёрфи — жена, Лиза Мёрфи — дочь, Шерон Мёрфи — мать, мертва, Джордж Мёрфи — отец. мертв.

— человек-невидимка // Если Уильяма когда-нибудь поймают, если кто-нибудь решится спросить, почему он все это делал, он ответит «потому что мог». А разве нужна какая-нибудь другая причина? Разве что — ему это нравилось.

Мёрфи родился в самой скучной семье в самом скучном городе в самой скучной стране на самой скучной планете.
Скука являлась его постоянной спутницей. Он просыпался вместе с ней и с ней же отходил ко сну. Он ненавидел её, но никак не мог от неё избавиться, хотя старался изо всех сил. Уильям даже однажды пробил головой окно — помогло, но ненадолго.
Возможность (и неотвратимость) наказания никогда не пугала. Боли (а значит, отцовского ремня тоже) он не боялся, точнее говоря, он плохо понимал, что такое боль. Иногда она была похожа на очередной занудный ритуал (наподобие умывания перед сном), иногда настойчиво объясняла необходимость быть внимательнее (когда зазевался и упал с дерева), в редкий случаях боль дарила успокоение. Правда, её эффект тоже не был длительным.
Помимо скуки жизнь Уиллу портило ещё кое-что — тотальное одиночество. Нет, у него были те, кого он мог назвать друзьями в общепринятом смысле этого слова (например, сын врача, живший в соседнем доме), но проблема была в том, что для Мёрфи все они был ненастоящими. Как декорации (кто-то лучшее и эстетичнее, кто-то попроще и побюджетнее, но суть всегда едина). В мире Уильяма всегда существовал он и только он. Все остальные были фоном и заслуживали внимания только в силу своей полезности.

Самый сильный страх в своей жизни Уильям Мёрфи испытал, когда ему исполнилось 7. Через полгода он должен был отправиться в частную школу (в их скучной стране так принято — в кругах, к которой принадлежала его семья, это считалось престижным). Следующие несколько лет Уильям смог бы посещать родной дом не чаще трёх раз в год (рождественские, пасхальные и летние каникулы), а его родители, не постеснявшись, уже принесли в дом кричащий свёрток.
Изначально наличие сестры (Мэри Элизабет...) он воспринял с истинно валийским спокойствием, но потом её (... или Мэри Джейн?) присутствие начало приносить некоторые неудобства — теперь внимание родителей принадлежало только сестре. К тому же из-за ее криков Уильям никак не мог выспаться.
А ещё Мёрфи-младший умел неплохо сопоставлять факты — если однажды родители принесли его, настоящего, то высока вероятность, что теперь они принесли другого, такого же, как и Уильям. Того, кто сможет разрушить его и без того шаткий мир.

Уилл по-настоящему обратил внимание на сестру один единственный раз.
В тот день Джордж ушёл на службу раньше обычного, а Шерон, утомлённая бессонной ночью, ещё не встала.
Мэри спала на животе. Уильям минут пять прислушивался к её дыханию, а потом по наитию протянул руку, обхватил сестру за затылок и прижал лицом к подушке. Он слышал, как она проснулась, и чувствовал, что она пытается перевернуться, но силы были не равны. Ещё пять минут, и всё было кончено.
Уильям впервые ощутил прилив настолько сильной радости. Ему больше не было скучно.
Он ещё немного постоял возле кроватки и спустился вниз, чтобы приготовить себе завтрак.
Шерон спустилась минут через 20. По утрам она пила только кофе. Они успели обсудить последние рисунки Уильяма. По-мнению Шерон, ее сын делал успехи семимильными шагами. До этого утра Уилл считал, что рисование — его главное и единственное увлечение.
Шерон хотела дать дочери выспаться после тяжёлой ночи, поэтому прошла её проведать только после 11.
Уилл открыл «Гулливер в с ране великанов»
Через три минуты кричащая Шерон появилась на пороге со свертком на руках, и Уильям впервые задумался о том, что каждая история повторяется дважды.
Через 20 минут в их дом заглянула обеспокоенная соседка. Шерон продолжала выть где-то в углу. Уилл приступил к третьей главе.
Еще через 10 минут прибыла скорая.
Через четверть часа прибыл Джордж и попытался забрать у Шерон дочь — тоже безуспешно.
Врач, сразу обративший внимание на состояние младшего Мёрфи (точнее говоря, на полное отсутствие реакции), принял это за шок и предложил ему успокоительное. Уильям не отказался.

Расследование было коротким: Джордж вспомнил, что однажды в детстве Уилл тоже чуть не задохнулся в кроватке (ещё одно доказательство, что сестра была другой), благо Шерон успела вовремя (а теперь нет). Плюс тяжёлые роды. Плюс отсутствие грудного вскармливания. Плюс возраст. Плюс статистика — 10 из 10 000 подвержены синдрому внезапной детской смертности. Простите, вам не повезло.
Шерон тогда прокляла все эти движения мира, на одном из которых они с Джорджем познакомились. Она прокляла это чёртово поместье в глуши, которое требовало непомерных расходов, но которое они не могли продать, ибо предки, да и не купит никто. Она прокляла коммунистов, которым так симпатизировал Мёрфи (те по традиции всегда были самыми левыми). Только её милый (и единственный) Эдвард был ни в чем не виноват.

Из дома Уилл уезжал со спокойной душой — с ним были его рисунки и никакая другая не сможет ему помешать.

В школе Уилла не особо любили (мягко сказано). Он был слишком странным: практически ни с кем не разговаривал, всегда писал контрольные и проверочные на высокий балл, но на уроке отвечал только если его спросят. Ещё Уилл не боялся боли и был в ответ совершенно не стесняясь, поэтому его в особо не трогали, но очевидно сторонились.
В школе врачи ему впервые диагностировали острую инсектофобию и мусофобию — Мёрфи с остервенением уничтожал любую живность, которая попадалась ему под руку. Однажды он принёс местному сторожу целого крота. Спасало Уилла только звериное чутьё — он чувствовал, если за ним кто-то наблюдал, и вёл себя в рамках приличия.

Все его фобии внезапно прошли в 21. Уильям в то время учился на архитектурном (любовь к рисованию нашла вполне разумное воплощение), и впервые начал приглашать девушек на свидания. Правда, замкнутость и криворожесть не особо способствовали успеху. Зато помогало имя и деньги его семьи. Так что, грубо говоря, по проценту отказов Уилл вполне соответствовал среднестатистическому парню.
И что с того, что некоторые из тех девушек после больше не возвращались домой? Уилл был осторожен и не оставлял следов.
К власти пришла ведьма (как о ней за столом отзывался Джордж, по-прежнему оставшийся верен идеалам своей юности). Страна катилась в пропасть. Никому не было никакого дела до пары пропавших девиц.

После окончания университета случай (в лице Джорджа и ее связей с империей зла) занёс Уильяма в Россию. Он хотел просто посмотреть. Его поездка не должна была продлиться дольше пары недель. Но Уилл внезапно влюбился.
В то, что он увидел — в эти грубые линии, фольклорные орнаменты, в совершенно дикую майолику и затейливые фасады. В сочетание несочетаемого. Он видео подобное в Хельсинках и Стокгольме, но оно не шло ни в какое сравнение с тем, что он увидел в северной столице. Уилл прожил в России 3 года. С языком у него так и не сложилось, но ему это совершенно не мешало: как оказалось, местные девушки весьма падки на иностранцев. Особенно те девушки, которых никто не будет искать.

Уиллу пришлось вернуться в Англию, чтобы вступить в права наследства. Джордж попал в аварию и умер до приезда медиков. Алкоголь в его крови превышал все допустимые нормы. Пить Джордж начал 8 месяцев назад, когда Шерон, пережившая шестой выкидыш, решила принять ванну. Последнюю. С виски, стопкой уксуса (для надёжности) и лезвием.

Следующие 10 лет главной любовью Уилла была его работа. Он привёз с собой много идей и мечтал изменить облик своей скучной страны. Привнести в неё больше красок, больше старины, больше хаоса.
Что-то получалось. Что-то не очень. Впрочем, у Мёрфи всегда был свой способ успокоиться, который действовал безотказно до того рокового заказа в США.

Ему предложили отличную команду, хороший гонорар, неплохой бюджет и главное — полную свободу творчества.
Тот концертный зал должен был стать его магнум опус. Он должен был прославить его имя если не на века, то на десятилетия.
Его поистине гениальный проект завернули на стадии модели.
Уилл так и не смог смириться, что бывшие рабы и каторжники посмели судить его (его!) детище. Видите ли, его художества не соответствовали их культуре (а с чего они взяли, что она у них вообще есть?).

Привычный способ прийти в норму был слишком рискован — незнакомая обстановка. Уиллу следовало бы уехать домой подлечить нервы и восстановить разбитую вдребезги самооценку, но он не мог — он обязан был поквитаться и доказать им, НАСКОЛЬКО они были неправы.
Однако воплощение этой идеи значительно затрудняло то количество алкоголя, которое Уилл ежедневно принимал на грудь.

Если бы не Элис.
С Элис они женаты уже почти 4 года, но Уильям до сих пор задаётся вопросом, как он сразу не понял, что она тоже другая. Это ведь было так очевидно, если бы он на тот момент не просто смотрел, но и видел.
Поэтому Уиллу, если честно, совершенно не понятно, на что она все время обижается. Разве она сама не видит, что эти, обычные, не имеют совершенно никакого значения?
Неужели она не понимает, что для Мёрфи важны только две вещи: она и его работа?
И, пожалуй, ещё его внезапно обретённая, пропавшая и (только это секрет) заново нашедшаяся дочь.
Правда, это совершенно другая история.

— за кулисами //
— Характер нордический, выдержанный;
— Хорошо рисует, испытывает слабость к скетчам;
— Обладает отличной зрительной памятью;
— Джентльмены предпочитают блондинок.