|
О ПЕРСОНАЖЕ
статус крови: | школа: |
Вернер впервые встретился с Гриндевальдом в возрасте 17 лет. Шёл 1899 год. Экерт только окончил школу. Он надеялся получить место стажера в министерстве магии. Согласно его представлениям о себе и мире, именно в ММ он смог бы добиться успеха.
Герр Экерт счёл подобные планы желанием сына пойти по его стопам. Старик был тронут. Старику на тот момент едва стукнуло 40, хотя он выглядел и вёл себя, будто был вдвое старше. После ухода любимой Хельги герр Экерт счёл, что его жизнь кончена. Поэтому обязанности отца и служащего сектора контроля над мётлами выполнял исключительно номинально.
Вернер был изумлён подобным проявлением чувств, чего за Экертом-старшим отродясь не водилось (по крайней мере, последние 10 лет), но уточнять, что карьерные успехи отца кажутся ему смехотворными, не стал.
После ухода Хельги между обоими Экертами быстро установилось равновесие: они не мешали друг другу заниматься своими делами. Герр Экерт мог беспрепятственно часами просиживать над фотокарточкой жены, внезапно решившей, что такая жизнь не по ней, и сбежавшей с любовником, Вернера же никто не ограничивал в возможностях изучать этот мир. Герр Экерт только недовольно прищёлкивал языком, когда Вернер заявлялся домой с очередной царапиной или шишкой, или обиженно сопел, если требовалась помощь колдомедика. Первое стихийное проявление магии повлекло за собой получасовую лекцию о правилах поведения и самоконтроле.
Даже в столь юном возрасте (до заветного письма оставалось ещё 3 года) Вернер счёл такое положение вещей вполне приемлемым. Сколько он себя помнил, его всегда заботил вопрос «как это всё работает», причём «всё» следует понимать буквально. Он бы не отказался от помощников в этом трудном деле, однако его устраивало, что ему никто не мешает.
Дальний пригород Берлина, в котором они в то время жили, не стеснял Вернера в экспериментах. Ни до Дурмштранга (когда Вернер принёс в свою комнату найденную на дороге дохлую кошку — герр Экерт поморщился и велел убрать за собой), ни во время (Вернер проверял, сможет ли он освоить школьную программу за два с половиной месяца самостоятельно).
Жизнь в маленьком городке, где все всё друг о друге знали и где никогда не запирались двери, и стала причиной того неизгладимого впечатления, который произвёл на Вернера Дурмштранг. Неприступный замок в окружении величественных гор.
Это ощущение окружающего величия не покидало его все годы обучения. Даже несмотря на то, что на первом курсе ему было крайне трудно. Дисциплина у Вернера явно не соответствовала норме — он не понимал смысла существующих ограничений. Однако со временем привык и насколько мог подчинился.
Именно в Дурмштранге любопытство Вернера достигло своего пика. Он жадно поглощал всю литературу, которую мог заполучить, не делая особой разницы между маггловской историей и тёмными искусствами.
За исключением последнего года обучения Вернер был весьма посредственным учеником. Тратил на проверочные работы минимально допустимое время (проходного балла ему было вполне достаточно), отвечал только когда спросят и не проявлял никакой инициативы. В то время занятия были для него необходимой повинностью. Настоящая жизнь начиналась после, когда Вернер мог посвятить время изучению того, что ему было действительно интересно. Правда, подобный подход к образовательному процессу не относился к отработке техники заклинаний, особенно если эти заклинания опережали программу или вообще в неё не входили.
К сопутствующим наказаниям Вернер относился с пониманием, он принимал на себя все риски. Впрочем, за годы своего обучения он так и не натворил ничего серьёзного.
Свои приоритеты он пересмотрел летом перед седьмым курсом. Взвесив все за и против, он пришёл к выводу, что работа в министерстве — лучший выбор. За последний год Вернер стал самым активным учеником курса и приложил все усилия, чтобы сдать выпускные экзамены на высший бал.
Лето 1899 стало решающим в его судьбе, когда вся его картина мира разрушилась и снова сложилась, став в разы прекраснее.
Разумеется, Вернер слышал о Геллерте Гриндевальде. В отношении Экерта тот стал примером того, что сможет с ним произойти, если он не прекратит нарушать правила и не возьмётся за ум. Посему задолго до своего триумфального восхождения Гриндевальд стал для Вернера легендарной фигурой.
Случайная встреча в захолустье изменила все. Сначала Вернеру было просто любопытно. Потом он пытался понять. Затем он влюбился.
В Геллерта как идею. В Геллерта как предводителя. В Геллерта как возможность построить новый мир. В Геллерта как шанс оказаться в самой гуще событий.
Его цель не изменилась, изменились мотивы. Он по-прежнему стремился попасть в ММ, однако теперь оно стало всего лишь необходимым инструментом. Магический мир должен измениться, и начинать надо с самого его сердца.
Экер три года проработал в отделе магических происшествий и катастроф, когда наконец осознал, что только отдел тайн позволит ему добиться желаемого — ставить эксперименты без идиотских ограничений, получить доступ к запрещённым знаниям (хотя бы к их части), добраться до самого сокровенного в людских душах — и главное — подготовить почву.
Они почти не виделись с Геллертом. Их переписка того времени больше напоминает обмен эссе. Но Вернер не сомневался, что они на правильном пути.
Последующие без малого 25 лет становятся для Вернера затяжным седьмым курсом. Он работает много и фанатично.
Первая мировая маггловская война поражает и изумляет герр Экерта. Её причины, идеи и методы приводят его в неописуемый восторг. Всё своё свободное время он, вооружившись отводящим взгляд артефактом, проводит в наблюдении. Удостоверение ОТ позволяет снять все вопросы у встречающихся временами магов. Он не одинок в своём любопытстве. Это интересно.
В 1926 году Вернер становится заместителем главы отдела ОТ. Геллерт Гриндевальд исчезает.
Они говорят, что герр Экерт переработал.
Они говорят, что герр Экерт выдохся.
Они говорят, что герр Экерт, вестимо, наконец-то влюбился.
Геллерт выходит на связь через полтора месяца, и Вернер берётся за работу с удвоенной силой.
Его дело наконец-то начинает приобретать конкретные очертания. Он перестаёт только наблюдать и начинает агитировать.
Правда, агитация у Вернера весьма специфическая. Он не обладает харизмой оратора. Не умеет производить впечатление лучшего друга. Пить предпочитает исключительно в гордом одиночестве (за редким исключением).
Зато Вернер умеет вести долгие и утомительные разговоры ни о чём, с которых жертва будет пытаться сбежать при любой возможности, однако через пару дней внезапно обнаружит, что смотрит теперь на мир немного иначе.
Герр Экерт редко говорит прямо, зато умело использует обходные пути. Он заражает идеей и терпеливо ждёт, когда вирус распространится по всему организму.
Список лично привлечённых Вернером сторонников невелик, но за каждого из них он готов поручиться головой.
Начиная с 1931 герр Экерт начинает плести свою сеть. По всей Европе открываются бордели, питейные заведения, гостиницы и клубы, на которые Вернер накладывает заклинания лично. Он беззастенчиво использует средства и возможности его сторонников.
Он получает глаза и уши повсюду. Но ему этого мало — контрольные точки он соединяет с помощью прикормленных осведомителей. Впрочем, до того как начать получать вознаграждения за свои сведения, осведомители должны доказать, что готовы работать за идею. Хотя бы за идею того, что у соседа трава зеленее, и он должен за это расплатиться.
Герр Экерт становится главой ОТ в 1939. К тому времени немецкое ММ безоговорочно принадлежит Геллерту. Только не все об этом знают.
К 1940 сеть Вернера начинает работать в полную мощь. Он заглядывает в замочную скважину каждого дома. Однако он понимает, что одной информации мало. Аврорат представляется ему лакомым кусочком.
Вернер не торопится. У них ещё есть время.
Скоро вся старая Европа будет в огне.
навыки:
Врет как боженька. Высококачественно и с гарантией трахает мозги окружающим.
Умеет находить слабости человека и давить на них.
Мастер шпионских заклинаний.
Благодаря влиянию Гриндевальда и специфике работы неплохо разбирается в темной магии.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО
Связь с вами:
Элис молчит уже шестой день, и до рекорда им ещё очень далеко.
Пытаться заговорить — бесполезно. Пытаться умилостивить — бесполезно. Угрожать — смехотворно.
Элис молчит, но это не то молчание, которое нравится Мёрфи и которое появится только в самом конце. В те самые моменты бережно хранимая ею тишина кажется изящной, хрупкой и трогательной. Она готова благосклонно принять подношение и даровать прощение. Такая тишина доверху приправлена колюче-вопросительными взглядами Элис — уже можно, но не в её правилах делать первый шаг. Порядок определён с самого начала и не подлежит изменению.
И согласно этому распорядку, ждать Уильяму, как гласил Табель о провинностях от 30 января 88 за авторством Элис Лорел Рентон, ещё, как минимум, несколько часов. Исходя из степени вины, определённого и назначенного ею.
Ещё несколько бесконечных часов, доверху наполненных изматывающим ожиданием. Из кошерных развлечений — разглядывание орнамента обоев, поклеенных в мае восемьдесят девятого, раскладывание карандашей по рабочему столу (но номеру, по размеру, по марке), оригами тоже неплохой вариант. У Уильяма, пожалуй, уже чёрный пояс.
Пылинки в воздухе над столом внезапно образуют стремительную прямую с загнутым краем блокнота. Прямая изламывается, ударяется о стопку журналов, проскальзывает мимо перьевой ручки, отскакивает от портсигара и снова стремится вверх. За доли мгновения на столе возводится брейгелевская башня. По подлокотнику кресла неспешно следует Нимрод со свитой, прямо из-за забытой книги едут повозки с рабочими, на настолько лампе кто-то готовит обед на костре.
Уилл моргает, и видение рассыпается — скучно. Но, наверное, так и должно быть.
Это — добровольно принятая епитимья, удовлетворение за грехи, имеющее чётко установленные правила. Отлучение за ложь, чёрные работы за прелюбодеяние, ссылка за вероотступничество. Уильям планомерно нарушает одну заповедь за другой. Элис раз за разом возвращается к излюбленному способу объяснить, что он был неправ. Снова.
Таков их замысел.
Мёрфи растягивает губы в каком-то подобии улыбки и вспоминает события недельной давности. Пусть жена не признается, но она тоже понимает, что это — лучший холст и лучшие краски. Не может не понимать. Остальное — имитация, причём зачастую бездарная и дешёвая.
Сейчас подвал сияет чистотой. С пола можно есть. Буквально. А можно и оперировать — тут уж кому как больше нравится. Однако Мёрфи всё равно видит следы, потому что он — знает. Может по памяти восстановить каждый подтек на стене и полу.
Здесь всегда несильно пахнет хлоркой с едва уловимыми нотами уксуса и аммиака. Уиллу всегда особо нравились моменты, когда к этому букету начинал примешиваться стойкий запах железа. Это придаёт всему перформансу особую пикантность.
В отличие от официальных проектов, эти его работы всегда безупречны. Только, пожалуй, Элис не совсем с этим согласна.
Как и в целом не согласна с тем, что происходит внизу. И — тем более — в полях. Не стал ли причиной её недовольства тот факт, что Уилл залез на её территорию? Впрочем, они оба знают, что Мёрфи не пытается ни создать дизайн, ни изменить ландшафт. Его цель — найти гармонию.
Он разметил точки пересечения — ярко-красные, свернутые, скрученные в жгуты, как в чреве — осталось только соединить их непрерывными отрезками, сливающихся в идеальные линии, становящиеся золотым сечением. И Уилл ни за что добровольно не остановится на полпути.
И Элис это знает. А Уилл уверен, что ей это всё тоже нравится. В болезни и в здравии.
Просто её тишина тоже часть ритуала.
Действие — противодействие.
Преступление — наказание.
Покаяние — прощение.
Глухое безжизненное молчание Элис полностью вписывается в эту парадигму.
На контрасте с криками внизу, с «давай сходим к психологу и поговорим о наших проблемах», с типичным «о нет, он был прекрасным семьянином и не вызывал ни малейшего подозрения». О нет, Элис другая. Она такая же, как и он.
Уильям закуривает, поднимается с кресла, обходит Элис со спины и кладёт ей руки на плечи.
Возможно, он торопится. Зато он точно знает, что для неё это все не меньшая пытка.
